Ее внутренний облик мне представлялся до противного шаблонным: сладкая, знойная какофония джаза, мороженое под шоколадно-тянучковым соусом, кинокомедия с песенками, киножурнальчики и так далее – вот очевидные пункты в ее списке любимых вещей.

Долбанная жара. Кажется, я снова, забыл купить кондиционер. Капли пота стекают по позвоночнику, рисуя соленые мокрые дорожки на моей коже. Такие же, я рисовал бы на твоем животе языком. Только трогать тебя я пока не желаю. Ты должна узнать меня, понять, что я не желаю тебе зла, мой ангел. Я не желаю, чтобы ты думала, будто, я держу тебя в неволе, моя невероятная птица. Лай на улице отвлекает меня. Хмуро поднимаюсь с пола, проникаю пальцами меж полос жалюзи, высматривая причину неспокойного состояния своих собак. На крыльце трется мужчина в светлой куртке и темных очках. На мгновение мое лицо посещает гримасса недовольства. Я не собираюсь выходить и давать понять, что я дома. Не прошенные гости мне сейчас не нужны. Это слишком опасно, слишком рискованно и чревато тем, что я могу лишиться своего света, своей чудесной девочки в блестках. Руки мои все в них, сверкают в определенном ракурсе, как и ее нежное лицо. Мне нравится сейчас смотреть на нее, когда она спит. Беззащитная и безмятежная. Сейчас она не защищается от мира. Не защищается от меня. Ее внутренний ребенок спит вместе с ней. Мой ребенок. Моя маленькая, невинная душа.
Прислонившись спиной к стене молча наблюдаю за ней. Без сознания она красивая. Но, я не нуждаюсь в ней безжизненной, ведь именно ее характер, ее сила и есть составляющие, внесшие смуту в мою душу. Господи, прости меня грешника, прости меня, чудовище, за то, что я посмел полюбить ребенка. Ухмылка искривляет мои губы, стоит только представить, как отреагировала бы моя семья на подобное известие. Дивно и смешно, но если бы не Нэнси, то я бы стал причиной смертельного инфаркта моего отца. Влюбился в несовершеннолетнюю, да еще и украл ее прямо из общественного места. Хотя, я не уверен, что кладбище можно назвать общественным местом в нормальном контексте.  Я бы отдал тебе пистолет, моя душа, если бы встал выбор, кто закончит срок, коий я мотаю здесь в этом грешном теле. Но пока ты спишь, я лишь мерно нащелкиваю зажигалкой мелодию, дурацкую, приставшую к сознанию, услышанную нежеланно по радио в машине, и безмолвно наблюдаю, жадно поглощая твой образ.

Надо было поостеречься
Надо было предвидеть сбой.
Просто Отче решил развлечься
И проверить меня тобой.

В темноте комнаты воздух наэлектризован ожиданием. Ты едва шевелишься, кажется, приходя  в себя. Подхожу ближе, чуть склонившись и всматриваясь в твое прекрасное лицо. Ты пока еще смотришь на меня, как будто, я тебе чужой, не понимая, что пройдет совсем немного времени, и никого ближе меня у тебя не останется. Я помогу. Святой Господь, да простит он мне подобные мысли. Выплевывает исковерканное мое имя. Усмехаюсь. Пытаешься шутить, или правда, не знаешь, как меня зовут на самом деле? Утро не далеко, часов шесть и рассвет озарит просторы Сан Франциско. Но в этой комнате по прежнему будет темно, лишь свет мой, ты украшаешь это одинокое место, что годами копило в себе энергию человека, ненавидящего весь чертов мир.

- Иисус. Меня так зовут. Моисей был лишь донором Божьей мысли и творцом геноцида. Как и Ной. Нельзя быть святым, оказываясь, напрямую либо же косвенно причастным к гибели целой нации. Пить хочешь? -

Смотрю, как она касается пальцами стального браслета на лодыжке и чувствую прилив животного желания, словно, каждая вибрация ее голоса, каждое движение ее тела, каждое мимическое изменение в лице творят со мной нечто невероятное. Страшно. Она боится меня. Моя храбрая девочка, виду старается не подавать, но голос выдает ее с головой. А следом и слезы, покатившиеся по ее щекам. Аккуратно присаживаюсь рядом с ней, пальцы свои пачкая ее блестками и слезами, вытираю ей лицо. Нежности во мне ни на йоту, руки не привыкшие к человеческому теплу, привыкшие к жесткости собачьей шерсти и инструментов для работы по дому. Глаза мои, всегда казавшиеся людям безумными, не умеющие смотреть на кого либо с любовью.
Не бойся, мой ангел, Господь не отдал бы тебя в плохие руки. Судьба наша с тобой такая, даровать друг другу свет и успокоение души. Я не причиню тебе вреда. - Тебя и не должно быть где - то еще. Здесь твое место. - Пальцами касаюсь своей груди в районе сердца. Привет, оно стучит, выбивает, выгарцовывает, словно, взбесившееся животное твое имя внутри меня. Лолита. Душа моя неспокойная, сейчас трепещет внутри могучего, неотесанного тела.

Ло.
Я провожу ладонью по твоим волосам. Меня жаром опаляют желания.
В добро я не верю, в свет тоже. Но имя твое....

Ли.
Ты дрожишь, моя храбрая девочка. Не бойся. Я не причиню вреда. Не сейчас.
Я забрал тебя оттуда, где страшно и плохо. Я, сын Божий, я твой пророк и апостол. Твой ад и рай.

Та.
Дыши глубже, успокаивай свое дыхание, иначе, демоны мои, вырвутся прочь. Вскормленные томительным ожиданием, вблизи твоей фарфоровой кожи, беснуются, словно, обезумевшие. Моя Лолита. Мой свет.
Мое проклятие. Дыши, девочка. Дыши.

Стакан воды дрожит в твоих руках. С большим трудом подавляю в себе желание успокоить тебя. Я боюсь, что не рассчитаю сил, что не смогу препятствовать страстному, поглощающему меня желанию убить тебя, повинуясь неконтролируемой жажде обладать тобой единственно. Божие создание, мотылек, погибающий в свете. Не бойся. Майка моя испачкана твоими блестками, кровью, потом и грязью. Отворачиваюсь к тебе спиной. Стягиваю майку через голову, знаю, ты наблюдаешь за каждым моим движением, осматриваешь сейчас спину мою в шрамах и ранах. У погибшего старика был дурной нрав. И сейчас еще незажившие следы от его чертовой палки красуются на моей спине кровавыми бороздами. Не буду вновь одевать ее. Слишком болезненно отрывать ткань от сукровицы, что склеивает майку и мою спину.
Развожу руки в стороны, чувствуя, как раны расходятся, становятся свежее, как кровь снова начинает сочиться из затянувшихся борозд. Боль отрезвляет, освобождает мое тело, в то же время, сковывая его желанием. - Тебе нельзя кричать. И звать кого то тоже. Я разбил твой телефон. И собаки. Они не дадут никому сюда прийти. И уйти тебе тоже нельзя. Ты теперь здесь живешь. - Сдвигаю полосы жалюзи, на мгновение осматривая двор - никого. Спокойно. Только несколько собак обнюхивают дверь клетки, вдруг, надежда, что я забыл закрыть дверь. Но я никогда не забываю. Ничего.

Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то, что чувствуешь    т ы .