в н е ш н и й   в и д
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
| рост 155 см + вес 62 кг + зеленые глаза |

“Время на часах — примерно шесть. Плюс-минус минуты две или три.
— Не понимаю, зачем мы так вырядились, — рассеянно произносит Эмма, делая несколько шагов назад, чтобы хорошо рассмотреть платье, которое ей одолжила Ванесса. Маленькая, хрупкая, но такая же низкорослая Ванесса. Второй воспитатель в их группе, девушка легкая на подъем и совершенно не умеющая грустить; с кожей оттенка молочного шоколада и задорными карими глазами. Два года назад она и сама доводила лифты до перегрузки, но смогла взять себя в руки и сбросить лишние килограммы. Эмма, представляя ее толстушкой, тяжко вздыхала и приходила к мысли, что с ней такое никогда не произойдет. — Не понимаю, честно, — бурчит под нос, вертясь из стороны в сторону. Яркие складки алого платья волной заплетаются то по часовой стрелке, то против нее, словно крупные лепестки тюльпана.
— Ой, не брюзжи, — фыркает девушка и закатывает глаза в возмущении. Эмма строит обиженную гримасу и останавливает монотонную карусель подола. — Да я серьезно! Ничего ужасного не случилось же. Родители захотели масштабный праздник, и они его получили, верно? А для нас это отличный шанс надеть хоть что-нибудь, кроме комбинезона, — она, конечно, говорила правду: хлопоты, связанные с уже-почти-школьниками, забирали большую часть времени, а по выходным приходилось заниматься домашними делами и отдыхать от предыдущих пяти дней. А недавно случилось вообще что-то невообразимое! Им дали задание сделать красивый концерт, чтоб мелочь спела, сплясала и показала несколько незатейливых сценок. Руководство свою мотивацию объясняло долгим отсутствием пышных мероприятий, которых, на взгляд Эммы и Ванессы, в жизни детей будет еще много и в школьные годы. Но кого интересует их мнение?
— Ага, ничего, — нервно издает смешок Эм, резко и даже агрессивно наматывая на шею легкий шарф, не подходящий по цвету к платью. — Только мне придется петь, чтобы открыть концерт. А так, разумеется, все нормально, если не считать, что я перед полным залом не выступала несколько лет. Да, верно. Все потрясающе, бесподобно, прекрасно… и я всегда мечтала исполнить арию в присутствии великовозрастных зануд, обожающих трепать мне нервы из-за каждой царапины на коленке их отпрысков и… — и тут — ни с того ни с сего ударяет подругу по оголенному плечу. И брови хмурит для пущей серьезности. — Нет, ну вы посмотрите на нее! Мой словесный понос ты останавливать не собираешься, как я вижу?
Да и толку? Ванесса обычно хлопала по щекам, в особенных случаях позволяла себе повысить голос и назвать непутевую коллегу дурной на голову, однако проблем все эти меры не решали. Эмма нервничала, грызла ногти (сегодня от этой привычки воздержаться смогла только из-за отвратительного привкуса лака) и путала слова, пытаясь скрыть волнение. Чем больше старалась — тем сильнее попадала впросак. Потому что родилась патологической неудачницей.

•   •   •   •   •   •   •   •   •   •here's to the ones who dream
foolish as they may seem
here's to the hearts that ache
here's to the mess we make•   •   •   •   •   •   •   •   •   •

Огромный зал не пришлось искать в желтых страницах; в государственном детском саду он оказался в числе многочисленных бесполезных комнат: с деревянным лакированным полом, разрисованными стенами, на которых мастерской кистью художника отпечатывались образы сказок и авантюрных историй, и просторной сценой, главным достоинством которой по праву считался бархатный занавес, купленный руководством за неделю до представления. Это не могло сравниться с Бродвеем и уж точно не дотягивало до мечты, но слух Эммы, различающий редкие отрывки родительских разговоров, перемешанных вместе и превратившихся в гул восхищенных фанатов, убедил ее, что, пусть значение постановок там и значительно весомее, эти звуки, которые она слышит, одинаковы везде. И для сердца — для души тоже — не имеет значения, принадлежат они именитым критикам или обычным домохозяйкам, посвятившим свою жизнь внезапно рожденному ребенку.
Сделав глубокий вдох, она постаралась изящно и медленно дойти до середины сцены, чтобы выглядеть не так нелепо, как обычно, и не убежать за круг луча прожектора. В руках микрофон, на губах хорошо сыгранная доброжелательная и уверенная улыбка. Эмма борется с желанием опустить в глаза в пол.
[float=left]
                          • • • > listen[/float]— Добрый вечер, — ее голос звучит на удивление мягко и спокойно, будто и не нервничает совсем. — Думаю, вы прекрасно знаете, что в нашем саду давно не проходили концерты с участием детишек постарше, и в конце концов мы решили подготовить вместе с нашими воспитанниками кое-что особенное. Для вас сегодня у нас будут песни, танцы и даже «Красная шапочка», но как вы понимаете — для всех наших артистов это первое выступление. Особенно нервничает большой серый волк, так что когда он появится вам придется очень сильно испугаться, — по залу разлился вежливый смех. Эмма, не сбавляя напора голливудской улыбки, взяла микрофон в левую руку, потому что правая вспотела, а про себя отметила, что в силе волнения она даст фору волку. — А начнется наш концерт с песни. Спою её я. Мы с детьми решили, что участвовать будут все без исключения, так что… надеюсь, вам понравится, — хлоп-хлоп-хлоп, слабые, но внушающие уверенность аплодисменты. Улыбка медленно сползает с лица, Эмма ставит микрофон на ножку и случайно цепляется взглядом за фигурку Ванессы, жестами показывающей, что с шеи нужно снять шарф. Лицо Эм снова трогает мимика легкого стыда, и она, в неловкости поджав уголки губ, легким движением стаскивает шелк и передает его подруге, появившейся на сцене специально ради того, чтобы избавиться от нелепого аксессуара.
Звучит музыка. Звучат первые аккорды — это снова Ванесса помогает, нежно нажимая на клавиши цвета слоновой кости. Эмма прикрывает глаза, как привыкла делать раньше перед важными выступлениями, прислушиваясь то ли к своему сердцу, то ли к повисшей в зале тишине. Пора петь. И на выдохе в мир срывается несколько фраз.
Музыка — это должен понимать без исключения каждый, от малого до великого — самим своим существованием помогает общаться тем, кто рожден под эгидой разных языков. Понимать лучше печаль, усиливать радость, успокаивать и усыплять; словом, она может всё. И когда тебе выпало счастье оказаться с ней на «ты», Эмма не даст соврать, у тебя есть шанс показать остальным, что в тебе есть красивого, когда с виду ты не так уж хорош. Мелодия лилась прямо, воздушно и пропитывала собой стены, облагораживала помещение своей нежностью. «Here's to the ones who dream», — выводит тонко. Вспоминает таких мечтателей, как она сама. «Foolish as they may seem», — продолжает, уже и позабыв о том, как глупо выглядит всегда и сейчас. Именно поэтому ей так нравилось петь песни — благодаря им можно было вести незримый диалог с кучей людей, в которых наверняка затесались те, с кем ты нашел бы общий язык. Но диалоги, увы, иногда быстро заканчиваются.
А песни — и того быстрее.
Родители снова хлопают, кто-то даже встает, будто пришел на настоящий концерт, некоторые смотрят на Эмму тем знакомым взглядом, говорящим о том, что произошедшее совершенно не к месту, и свои таланты демонстрировать было бы тактичнее там, где этого ждут. Эм кланяется, благодарит и спешно возвращается за кулисы, надеясь позабыть о самом стрессовом моменте выступления, концовке то бишь, и прислоняется к ближайшей стене спиной; грудная клетка хаотично поднимается и опускается, будто у пойманной в клетку птицы.
— В порядке? — из неоткуда появляется Ванесса, решившая весь вечер посвятить игре на пианино; она урвала минутку, пока один из их воспитанников самозабвенно читал дурацкие детские стишки.
— Да нормально, — пытается отшутиться Эмма, — сейчас тяпну шампуня, и мне сразу полегчает, вот увидишь. Так что ты проследи за ними, а я пошла к фуршетному столу. Переживать свой позор и класть колбасу на ту часть тарелки, откуда я взяла один из кусков, чтоб никто ни о чем не догадался, — и уронив нервный смешок, Рот семенит в другой зал. Там отворяет дверь в кладовку и, достав себе эксклюзивную бутылку шампанского, возвращается с ней к пока что еще свободным столикам: да, празднество получилось слишком пышным, пожалуй, они обе перестарались. Да и плевать. Зато пузырьки алкоголя очень забавно покалывают горло! Особенно, когда залпом выпиваешь весь бокал. И напихаешь себе в рот рулетики с лососем. Алкоголизм и чревоугодие всегда спасали Эмму в критических ситуациях.
Главное, чтобы они её не завели в пропасть, из которой без постыдной истории не выберешься. Потому что одно дело лажать по жизни и совсем другое — на работе, имея выводок маленьких, невинных детишек, до сих пор не знающих, почему в грехах можно найти спасение.

Отредактировано Emma Faye Roth (2016-11-26 18:39:58)