[indent=2,1] «Весёлого, мать вашу, Рождества!» — изрекает водитель хриплым то ли от простуды, то ли чрезмерной тяги к курению голосом, ссыпая в мою ладонь звенящие монетки; сдача отправляется в карман, где теряется среди фруктовых леденцов, смятого счастливого билетика, который я ношу с собой уже год в ожидании подходящего случая, чтобы им воспользоваться, и сломанных наушников, от души перемотанных у разветвления синей изолентой — невольно ловлю себя на мысли о том, что нужно починить замок на клетке Присциллы, пока она не сгрызла что-нибудь ещё. Прохожу вдоль узкого прохода, стараясь не задеть растянувшихся на холодных сидениях пассажиров, пристраиваюсь позади всех на пустующее место у окна и прислоняюсь лбом к стеклу, бездумно глядя сквозь его прозрачную гладь на неторопливо сменяющиеся пейзажи: встречать Рождество, наверное, крайне увлекательно среди высоких пушистых сугробов и слепленных из неровных снежных комков человечков с морковками вместо носов, но здесь, в калифорнийских реалиях, подобное если и будет возможно, то только в условиях новой волны ледникового периода и глобальной катастрофы. Я вздыхаю, складывая руки на коленях, и устало прикрываю глаза, представляю себя в заснеженном Нью-Йорке возле огромной ели, переливающейся сотнями мерцающих разноцветных огоньков, и мысленно даю себе обещание: в новом году, до которого теперь уже рукой подать, всё будет по-другому.
Моя жизнь до невыносимости однообразна и стабильна — не то, чем хочется похвастаться на встрече выпускников спустя десять лет, потягивая из пластикового красного стаканчика ром, почти как в старые-добрые. За все свои двадцать с копейками лет существования я не покидала пределов Сан-Франциско, и даже сегодняшняя моя поездка вряд ли зачтётся за больше приключение, потому что добраться из предместья обратно в город через мост Голден Гейт можно за какой-то час и десять минут; душа отчаянно жаждет и настойчиво требует большего, чем автобусный маршрут из одной точки в другую. Сколько всего там, за табличкой "вы покидаете Сан-Франциско", стоящей у выезда из города? Сколько совершенно разных людей, обычаев и культур раскидано по всему земному шару? Сколько, в конце концов, возможностей я упускаю, сосредоточенно высчитывая каждый завалявшийся в кармане цент и прикидывая, сколько из них уйдёт на оплату съёмного жилья, а сколько — на подарки родным? Иронично, что нам с математикой так и не удалось подружиться в школе, отчего я выбрала творческую профессию, а в итоге всё равно окружена сплошными цифрами и простыми лишь на первый взгляд арифметическими задачками. Ещё более иронично, что мне приходится в десятках штрихов создавать новые миры, когда я и этот-то толком не видела.
Да, с первого числа следующего месяца всё точно будет совершенно иначе. Уже сейчас представляю, как выставлю на подоконник старую свинку-копилку, в которую буду честно откладывать десять процентов (и снова математика, будь она неладна!) от каждой выручки, запрещая себе даже посматривать на резиновую пробку у неё в животе, чтобы распотрошить накопления и купить новый мольберт или набор кистей. Непременно составлю список дел, как это показывают в сопливых фильмах про умирающих девочек: напишу его на стене красивым шрифтом с завитушками прямо напротив кровати, чтобы видеть каждое утро, открывая глаза, и засыпать с видом на своё запланированное будущее. "Увидела цель — движусь к цели" — вот каким будет новый девиз, под которым пройдёт следующий год, и ничто, слышите, ничто не в состоянии нарушить мои планы!..
Разве что тот скромный и почти незначительный факт, что я не попаду сегодня домой.
Знакомый пейзаж за окном становится неузнаваемым. По всем моим подсчётам, прямо сейчас мы должны повернуть направо и поехать вдоль шоссе, по обеим сторонам которого расставлены огромные рекламные билборды с рекламой нового ситкома на кабельном и диетического йогурта с отрубями, но я вижу лишь деревья, деревья и снова деревья, прячущиеся в вечернем тумане и укрывающиеся тёмным одеялом беззвёздной мглы. Прилипаю к стеклу ладошками, оставляя на его поверхности мутный след от собственного горячего дыхания; кажется, что температура у меня за считанные секунды подскочила на три градуса и ещё немного — и меня начнёт лихорадить. Почти так оно и есть: ладони подрагивают, взгляд растерянно скачет из стороны в сторону, цепляясь за очертания незнакомой местности, дыхание в панике сбивается. Я совершенно не имею понятия, где нахожусь, и худшее в этом то, что у меня попросту нет денег, чтобы выбраться отсюда, чем бы это "где-то" ни было.
Спокойно, Джемма. Вдох-выдох и никакой паники. Выпрямляюсь, оглядываясь по сторонам и сжимая пальцы в кулаки, словно покрепче хватая собственное самообладания и не давая ему покинуть меня в сей трудный час. Соскальзываю с места, чувствуя, как подрагивают колени и становятся ватными ноги: казалось бы, я всего лишь перепутала маршруты, села не на тот транспорт и оказалась чёрт его знает где без лишнего доллара в кармане, но ощущается это так, словно вся моя жизнь сейчас висит на волоске, и огромные ножницы сейчас перережут и его. Водитель смотрит на меня, как на идиотку. Да что там, я и ощущаю себя, как идиотка, потому что таковой и являюсь, что становится уж совсем очевидным, когда выясняется, что едет этот маршрут совсем в противоположную сторону, и обратно добираться можно только на попутках сегодня или следующим рейсом — завтра в полдень.
Двумя часами спустя я стою на обочине, прижимая к груди огромную папку с рисунками левой рукой и выставив правую в сторону. Думаю о том, что первым пунктом в моём новом жизненном плане обязательно должно значиться приобретение способности думать и анализировать — лишним точно не будет. Зато стараюсь не думать, что такие поездки обычно попадают в криминальную хронику. Нервно сглатываю, приподнимаюсь на носочках, выглядывая приближающуюся машину, но в ярком свете фар не могу различить водителя, который решает не утруждать себя лишними попутчиками и проезжает мимо. Мне лишь остаётся проводить его взглядом, вымученно вздохнуть и продолжить надеяться на чудо, которое так настойчиво запихивают в рамке рождественских праздников создатели семейных кинолент. И, кажется, на мою долю всё-таки выпадает немного волшебства: пронёсшаяся мимо машина мягко тормозит, и водитель выглядывает из окна, предлагая свою помощь. Да, это глупо, да, безрассудно, но разве есть у меня какой-то другой выбор, кроме как сесть в автомобиль незнакомого человека и понадеяться на его порядочность?
— Мне туда же, — стараюсь звучать максимально спокойно, хотя в голове уже вовсю ангельский хор надрывается своим "аллилуйя!". Здоровенная папка отправляется на заднее сидение, где уже лежат обёрнутые в яркую подарочную бумагу подарки, и я немного успокаиваюсь. Маньяк-семьянин, ищущий жертв в Рождество — вряд ли. Уж слишком глаза у него добрые, да и я уж слишком наивная. — Спасибо. Я уже начала думать, что останусь здесь ночевать, — не самая заманчивая перспектива в общем и целом, а в праздники — тем более. Мне протягивают стаканчик кофе, о который я тут же грею ладони и втягиваю носом приятный аромат. — И снова спасибо. Джемма, — протягиваю ладошку неуверенно, памятуя о том, что водителей лучше не отвлекать от трассы. В тёмное время суток в особенности. В салоне тепло, уютно и пахнет еловыми ветками, отчего моё настроение, заметно упавшее за весь вечер, потихоньку возвращается в привычную норму. — О, совсем забыла! С Рождеством! — не люблю я неловкие паузы, которые имеют обыкновение вклиниваться в разговоры, и потому спешу нарушить тишину звуком своего голоса. — Раз уж сегодня праздник, то у меня есть подарок, — шуршу по карманам, пока не нахожу два фруктовых леденца и одну шоколадную конфету, которые торжественно вручаю своему спасителю. — Это всё, что у меня есть. И рисунки, но там ничего особенного.

Жизнь щедра на неожиданности — в этом я теперь уверена на все сто процентов, если не на двести. Сегодня утром, когда я собирала эскизы и подрагивающей от волнения рукой подкрашивала ресницы, мне бы и в голову не пришло, что этот вечер я буду проводить в компании незнакомого мужчины, вжимаясь спиной в мягкую обивку автомобильных кресел и осторожно потягивая ещё горячий кофе, купленный им на ближайшей заправке и щедро приправленный сахаром из одноразовых пакетиков. Однако, кто-то там наверху, очевидно, воспринял мои мысленные сигналы Вселенной слишком буквально, и решил, что раз Джемме Линкольн не хватает приключений, то к чему ждать следующего года, если можно начать прямо сейчас? Мне же не оставалось ничего, кроме как принять правила этой игры и понадеяться на то, что приключения ограничатся этой поездкой, а мой случайный спаситель всё же окажется психопатом, который будет гоняться за мной по лесу под завывания приведённой в действие бензопилы.
Впрочем, я быстро позабыла о своих глупых переживаниях, пригревшись в тёплом салоне автомобиля и поудобнее перехватив пластиковый стаканчик, чтобы согреть руки. Тихое урчание мотора успокаивало, а кофейный аромат, смешавшийся с усилившимся запахом хвои, который источали раскинувшиеся на заднем сидении пушистые ветки с колючками, напоминал о рождественских чудесах, в которые я по-прежнему верю; моя встреча с Майклом, как представился сам мужчина, оказалась прямым подтверждением тому, что волшебство окружает нас со всех сторон, просто мы слишком увлечены чередой рутинных обязанностей, чтобы обращать внимание на приятные мелочи, которые встречаются нам повсеместно и всего лишь хотят быть замеченными.
— Это не такая увлекательная история, как сюжет "Один дома", — бросаю я, махнув рукой, и приподнимаю уголки губ в улыбке; мысленно вношу в свой запланированных to do-лист пункт об обязательном пересмотре двух первых частей фильма под попкорн с карамелью и колу. Своих собственных, личных традиций у меня не так много, но эта — одна из них. Как говорится, Рождества не будет, если Кевин Маккалистер не останется один дома. — Я перепутала маршруты и чуть было не уехала совсем в другую сторону, — и хорошо ещё, что успела вовремя заметить! Вряд ли там же мне бы точно так же совершенно случайно попался бы такой же Майкл, готовый предложить не только подкинуть до нужной точки на карте, но и отогреть кофе, поддерживая приятную беседу и не давая заскучать. — Ничего особенного, — пожимаю плечами, пытаясь выглядеть спокойно, и не говорю ему о том, что уже была готова добираться домой на своих двух, лишая себя праздника и хорошего расположения духа. Ничего страшного не случилось: мне повезло, мне встретился Майкл, мне не придётся ночевать под дорожным указателем — к чему нагнетать и думать, что было бы, если... Это самое "если" не произошло, жизнь продолжается, и она, чёрт возьми, прекрасна! — А ты почему в дороге? Я думала, что сейчас уже все накрывают на стол и отгоняют котов от посягательств на ель, — оборачиваюсь назад, окидывая взглядом главную рождественскую декорацию, разместившуюся с комфортом за моей спиной, и перевожу взгляд вновь на Майкла. — А она у тебя ещё даже не наряжена, — и пусть дух праздника не заключается в разноцветных шарах и переливающихся всеми цветами радуги лампочками, но Рождество без украшенной ели — всё равно что бургер без котлеты. Тянусь к болтающейся на зеркале картонной ёлочке, подскакивающей на каждой неровности трассы, и тут же чувствую хвойный аромат, оседающий на кончиках пальцев. Нет, всё же не придумали ещё праздника лучше, чем этот, когда всё настолько прекрасно, что кажется воплотившейся в реальность сказкой.
— Нет, я оформляю детские книги, — рисую проникновенно глядящих с белоснежных страниц единорогов, очаровательных жирафов и озорных лисят, но никак не людей. Вернее, не настоящих: мои больше похожи на доведённые до совершенства "палка-палка-огуречик", но никак не на точные карандашные копии тех, кто долгими часами высиживает напротив, страдая от затёкшей шеи и жалуясь на боль в пояснице и нерасторопность портретиста. — Сначала это хобби было, я все тетрадки медвежатами и зайцами попортила, а теперь вот... вот, — протягиваю назад руку и похлопываю по папке. — Но портреты тоже могу. Хочешь? — ответ мне не нужен, я и так его знаю. Хочет. Все хотят. Все считают, что это необычно и здорово, мечтают повесить в рамку на самом видном месте в доме, чтобы хвастаться друзьям, и представляют, что за пять минут с помощью карандаша им накидают шедевр лучше Моны Лизы. Потом расстраиваются и в лучшем случае наклеивают на лицо довольную улыбку, рассыпаясь в примитивных комплиментах; в худших — с пеной у рта и обидой в голосе уверяют, что и нос у них другой, и глаза больше, и вообще в жизни они куда лучше, на фотографиях так вообще красота неземная, а тут — пф... Но я вижу, нутром чувствую, что Майкл не из таких. И мне хочется отблагодарить его. Не конфетами, не сотней брошенных "спасибо", какими бы они ни были искренними, а чем-то материальным, что запомнится и порадует в самом деле. — Только не суди строго, я давно этого не делала, а тут ещё и в движении не слишком удобно, — заранее оправдываюсь на всякий случай, вытягивая из папки ровный лист и карандаш, и внимательно смотрю на профиль мужчины, подмечая мелкие детали, которые нужно будет отобразить на бумаге.
— Морская свинка считается? — отвечаю, не отрываясь от бумаги, и хмурю брови, пытаясь понять, чего не хватает уже имеющемуся наброску. — Я думала заехать домой, кинуть вещи, взять Присциллу — это свинка, не спрашивай, почему её так зовут, — и отправиться к родителям, но до них долго добираться, а ещё даже не дома. Так что не будет им сюрприза, — и об этом я нисколько не жалею. Кажется, что сегодняшний день вытянул из меня все соки, поэтому лучшее, что может со мной сегодня произойти — это удачное приземление на мягкие подушки с миской еды в руках и кабельное. Не думаю, что я выдержу всю рождественскую ночь на ногах. — А ты к семье, да? — везёт же он кому-то эти подарки в красочных коробках. Разве что он не подрабатывает помощником Санты, в чём его можно заподозрить после того, как мне торжественно вручается упаковка бенгальских огней.
Увлекаюсь нанесением карандашных штрихов настолько, что не сразу придаю значение странному звуку, издаваемому мотором. Отрываюсь от листа лишь тогда, когда автомобиль останавливается, и недоумевающе смотрю на Майкла, затем на капот, затем в окно — мы точно не в Сан-Франциско, а белый дым не похож на спецэффекты, которые использует в своих турах каждая поп-звезда, выходя на сцену под громкие крики фанатов. Майкл выходит из автомобиля и долго возится где-то там снаружи; я нервно постукиваю карандашом по коленке, ёрзая на сидении в нетерпении услышать хоть какие-то новости, пусть и понимаю, что они вряд ли будут хорошими. И так оно и оказывается. Эй, там, в небесной канцелярии, я просила приключений, но не настолько! Я не готова! Я не выживу в лесу без подготовки!
— А это надолго? — обеспокоенно тяну, хлопая глазами. Торчать в праздник посреди трассы в никуда, в то время как все вокруг чокаются бокалами и шуршат обёртками от подарков, споря, чей лучше — оригинально, необычно, но не здорово. — Ну, раз уж мы здесь застряли... — расстроенно потираю кончик носа и снова смотрю на рисунок, который уже почти закончен. Не хватает лишь пару штрихов. — Тебе корону нарисовать? Колпачок Санты? Татушку на щеке? — прищуриваюсь, пристально глядя на Майкла, будто и правда прикидываю, пойдёт ли ему изыск моей фантазии, и смеюсь, покачивая головой. Сломавшийся автомобиль — не повод раскисать. — Не шедевр, конечно, но и ты не мультяшный жираф, — оправдываюсь заранее, протягивая свой скромный подарок. — С тебя сэндвич.