иногда приходит пустая грусть.
пыль в глаза - мой козырь, когда я пуст.

зов кулис раздался как приговор. я артист, и, значит, мне суждено
жечь, дышать, не прятаться между строк. жить, играть,
пока мой не вышел срок.
× × × × × × ×

appearance;
Иногда я играю для посетителей моего бара. Сажусь за микрофон у небольшой сцены, беру свою старую гитару, такую же старую, как и все в этом месте, и начинаю играть, напевая давно знакомый мотив. Моя музыка проносится по каждому углу помещения, но его посетители отнюдь не всегда внимательны. Кто-то громко разговаривает, другие разрывают мелодию своим быдловатым смехом, третьи надираются как в последний раз. Но есть и те, кто сидит за столами ближе к сцене, слушает и смотрит, как я перебираю пальцами струны. Наверное, я играю ради них.
У меня нет привычки рассказывать местным, что баром владею я. Лишь немногие из тех, кто сюда приходит, знают, что это заведение принадлежит мне. Остальные, скорее, думают, что я завсегдатай бара, прихожу сюда каждый вечер, чтобы влить в себя новую дозу спиртного. Вероятно, они полагают, что я тот еще алкоголик, раз околачиваюсь возле бара каждый божий день. Меня это не волнует, даже напротив – забавляет немного. Мнение людей, что окружают меня, редко играет для меня важную роль. Я не душа компании и уж точно не самый приветливый парень в городе, но бывает и по-другому, так, как случилось именно этим вечером, когда двери бара распахнулись, впуская в него теплый августовский ветер, и на пороге появилась стройная рыжеволосая женщина, которую я видел здесь впервые. Она походкой настоящей утонченной дамы прошла к барной стойке и, перекинувшись с барменом парой слов, что-то себе заказала. Я наблюдал за ней со сцены, доигрывая песню, надрывая связки в сильном эмоциональном порыве, исходившем не столько из текста песни, сколько из моей души. Все накопившееся, что я давно не мог из себя вытрясти, попыталось просочиться наружу через резкую мелодию, но в итоге осталось там же, где и всегда. Несколько аплодисментов раздалось со стороны, я жестом руки поблагодарил ту малочисленную публику, что слушала меня «от» и «до», а затем спустился и направился к бару, слегка взъерошив волосы и предварительно почесав колкую бороду.
— За наш счет, Билли. — Говорю я, оказываясь по левую руку от рыжеволосой, на что та удивленно переводит на меня взгляд, а бармен одобрительно кивает, мол, хорошая идея. Не то что бы я славился любовью раздавать выпивку в моем баре направо и налево, но раз уж подошел первым, то обязан проявить этот довольно банальный знак внимания. И дело не в том, что мне вдруг стало шибко одиноко, хотя это, несомненно, именно так; или что уже со сцены я начал воображать, как кувыркаюсь в постели с хорошенькой незнакомкой. Просто среди всех, кто сегодня был здесь, она удивительным образом выделялась среди толпы, будто это место было последней точкой на карте Сан-Франциско, куда барышня вроде нее могла бы заглянуть. Но каким-то чудом ее выбор пал на мой непримечательный бар, и теперь она смотрела на меня своими пронзительными глазами, бликом отражавшими свет висящих наверху ламп. Захватывающее зрелище. — Вы выглядите так, словно перепутали дверь этого бара со входом в дорогой ресторан. Но раз Вы здесь, позвольте угостить. Обещаю, что не вычту стоимость из жалования бармена. — Спокойно говорю я, разворачиваясь непосредственно к женщине, вряд ли понимающей, какого черта чудак вроде меня пристал к ней в этот вечер. Я и сам не совсем понимал этого, по правде говоря, но одно знал точно – сегодня мне необходима компания, и если этой компанией станет красивая, и что важнее всего, незнакомая женщина, то вечер, быть может, еще удастся спасти. Я прошу Билли налить и мне, как обычно. Билли достает с полки хороший и дорогой виски. На что, а на поставку алкоголя в этом заведении я не жалею денег. Хотя бы потому, что часто пью его сам.
— Хаксли. — Пока Билли суетится с моим напитком, я решаю представиться. Протягиваю руку женщине и в принципе уже убеждаю себя, что не стану обижаться, если она решит не пожимать мою ладонь. Я бы не стал – слишком нелепо все происходящее. Но она, кажется, не из пугливых, поэтому отвечает. Я же довольно улыбаюсь, а затем беру бокал и осушаю его в один присест. Виски, словно горючее для автомобиля, рассекает мне горло, заставляя сначала слегка сморщиться с непривычки (я зарекся не пить, но продержался всего неделею), а затем облизать губы. Вкус алкоголя, особенно такого дорого, я люблю. Хлопаю ладонью по бару, прошу повторить. — Вы не обязаны отвечать, но, все-таки, что барышня вроде Вас может делать в месте вроде этого? — Интересуюсь, разворачиваясь к барной стойке спиной и выставляя назад локти, чтобы опереться. Глаз со своей собеседницы не свожу. Она определенно мне кого-то напоминает, но я вряд ли вспомню, кого именно. Может, соседку, что жила со мной на одной лестничной клетке, когда я был еще совсем мальчишкой; преподавателя в колледже или одну из отцовских пассий, что менялись со скоростью света, особенно в последние пару лет до моего отъезда в колледж. Мой отец всеми силами пытался заменить мою мать другими женщинами, но, как оказалось, незаменимые, все-таки, есть. Поэтому он приехал в Сан-Франциско, пытаясь ее разыскать. Черт его знает, на что он надеялся, но, так или иначе, это маленькое приключение на старости лет свело его в могилу. Я принимаюсь за второй бокал виски, который заходит гораздо легче первого.
— Как показывает практика, сюда приходят либо для того, чтобы надраться, — я приподнимаю стакан, — Ваше здоровье, — и снова осушаю его, — либо, чтобы надраться и тем самым сбежать от того, что гложет. — Стеклянная емкость с относительным грохотом занимает место на стойке. Я делаю глубокий вдох, достаю из кармана сигарету, придвигаю к себе ближе пепельницу и начинаю курить, втягивая дым ноздрями. Отчего-то вдруг мне и впрямь становится интересно, что же привело ее сюда. Я всегда был тем еще выдумщиком, мог провести целый вечер, беседуя с посетителями, не называя своего имени (мое негласное правило), порой даже сочиняя что-то, лишь бы собеседнику было комфортно. Я не особо люблю рассказывать правду о своей жизни, но мне нравится слушать о том, что происходит в жизнях других. Поэтому я и считаю себя чудаком, нисколько этого не отрицая. — Давайте же, поведайте мне свою историю. — Подмигиваю ей, стряхивая пепел в сторону. Затем решаю, что нужно будет дать что-нибудь взамен, поэтому добавляю, — ну а я поделюсь своей. — Еще не знаю, что идея эта не обернется ничем хорошим, что выпитый виски ударит в голову, что все спрятанное глубоко внутри хлынет наружу, но зато уже чувствую, что это случайное знакомство не станет одним из тех, что выбрасываешь из памяти с восходом солнца.

Отредактировано Damian Huxley (2016-12-27 02:30:20)