внешний вид [без очков и стакана] + ещё

Беда никогда не приходит одна.
Она начинается с семи положительных тестов на беременность, продолжается оплошностью криворукого братца и завершается звонком в дверь. Масштабы пиздеца, случившегося со мной, бесконечны, но я, как бывалая, не сетую на судьбу и принимаюсь за разгребание завала практически сразу же: записываюсь на аборт утром воскресенья, морально готовлюсь к реакции Майкла на шокирующие новости о нашем внеплановом будущем родстве, которое я не допущу, и с решительностью заглядываю в глазок, ожидая увидеть на пороге моего (и сколько повторять самой себе, что мне он не принадлежит?) женатого пилота. Увы, вместо него я застаю наглую физиономию человека, покинувшего мою жизнь года два или три назад — небритого, с рюкзаком за плечами и явным намерением попасть внутрь моей квартиры, чтобы разочаровать меня по-новому. Откуда ты взялся, Томас Картер? Почему ты не оставишь меня в покое? Уж лучше бы мне пришлось разбираться с Майклом. Но я очень надеюсь, что ему резко стало насрать на бабу, с которой он всего-то перепихнулся, а не строил отношения долгие сто тысяч лет.
— Из какого курятника ты вылез, петух? — выдаю взамен задушевного приветствия, распахивая входную дверь с агрессией, которую я когда-то не выместила на этом придурке, отбив ему почки.
— Дже-е-енни! — расплывается в кретинской улыбке, делает шаг вперед и, не спрашивая моего разрешения, целует меня в губы так, будто он — мужчина всей моей жизни, а я его дождалась с войны. И я бы двинула ему, если бы это чему-то его научило, но невозможно вставить мозги на место тому, у кого их никогда не было. — Наш давний знакомый сказал мне, что ты в Сан-Франциско обосновалась. А я как раз тут проездом, хотел номер в отеле снять, но потом подумал — нахуй, когда рядышком живет моя крошка?
— Во-первых, я не Дженни, — шиплю ему в область подбородка, отпихивая руками подальше, — во-вторых, крошки — это то, что я находила у тебя в кровати. После твоих поздних ужинов и внеплановых трахов с левыми девицами. В-третьих, — сжимаю ручку входной двери ладонью, — у меня нет свободных коек. Я не сдаю гостевую комнату бросившим меня ублюдкам, не удосужившихся даже прощения попросить.
— До сих пор обижаешься? — а ведь точно — эмоциональный диапазон у Картера, словно у зубочистки, и я зря трачу силу на объяснение незатейливых истин. Его надо выгнать. Он не поймет ни слова, потому что туп настолько, что аутисты по сравнению с ним — гении и потенциальные Нобелевские лауреаты. — Не бери в голову, милая. Она оказалась редкостной дурой. Ты — все, что я хочу. Ты моя вдохновительница, и я теперь понимаю, что мне не найти девушки лучше, — какой же милый… пиздеж. Он не появился бы без причины. Ему от меня что-то нужно, и я абсолютно уверена, что это не любовь, не семья и не пресловутое «долго и счастливо».
— Очаровательно. И какие планы?
— Ты меня покормишь, — Том с силой захлопывает дверь, вырывая ручку из моей нервно сжатой ладони, спускает лямки рюкзака с плеч и скидывает ношу на пол, — мы поболтаем, а потом потрахаемся и пойдем воровать конфеты, — вывод? Томас Картер, мой бывший одноклассник, эгоистичный любовник, работающий в постели исключительно на себя, почтил меня свои присутствием ради прежней Дилан. Той, что клептоманила, посылала всех в жопу и полуголая каталась на переднем сидении машины, падая на дно социальной ямы с пугающим нормальных людей энтузиазмом. Проблема в том, что прежней Дилан больше нет. И она вряд ли вернется.
— Не могу, — жму плечами и изображаю фиктивную, донельзя наигранную разочарованную гримасу, — у меня один ребенок в гостиной, а другой — в животе, — и вовсе ему необязательно знать, что у этих детей — разные отцы, и в ближайшее время я согрешу, убив отпрыска моей последней безудержной страсти.
— Ну… если их папка не здесь — мне похуй. Это ж здорово, что ты беременна. Можно без гондона, с ним все равно не те ощущения, — блять, и кому я намекаю на невозможность наших отношений? Передо мной стоит тупое бревно, а не адекватный представитель человеческой расы.
— Пошел нахуй отсюда. Я сказала — нет.
— Ладно-ладно, извини, — выставляет руки в примирительном жесте. Сдается. — Не будь сукой. Покорми хотя бы, а? — закатываю глаза и киваю в сторону коридора.
— Кухня — налево. Жри, что найдешь в холодильнике, и выметайся.
Мне и без тебя хватает запаров. Мне и без тебя хватает незваных гостей. Мне и без тебя хватает… звонков в дверь. Да кого там нелегкая принесла, пока Делайла собирается на прогулку с Тером, а Том грабит мои запасы?

Томас Картер обладает невероятным по своей пользе качеством — рядом с ним забываешь обо всех пиздецах на свете, но отнюдь не потому, что свои присутствием он облегчает страдания. О нет, он грузит так сильно, что ты не находишь выдержки для сосредоточенности на прочих проблемах. И из-за него, к сожалению, я успела позабыть об ошибке Макса и существовании Майкла в принципе. Я ожидала (хотя и надеялась на другой исход), что Беннингтон среагирует, но чтобы взять и приехать через восемь часов прямиком ко мне после полученного сообщения… Он — сумасшедший. И сейчас он будет делать мне мозги.
Скольжу взглядом по смскам Макса, прекрасно зная их содержание, и со спокойствием, не сводя глаз с его недоброго (он умеет злиться?!) лица, выслушиваю скромную тираду о моей непорядочности. Как я могла, Майкл, скрыть от тебя правду? Так же, как у меня получилось слиться с утра, не запарив тебя лишними переживаниями об очевидном отсутствии контрацепции. Так же, как я настоятельно порекомендовала тебе свалить навсегда обратно к себе в Филадельфию, борясь с желанием оставить тебя себе. Видишь, Майкл? Это нетрудно. Это дико больно, но не трудно совсем.
— Замолчи, дурак, — отдираю руку от плеча и прикладываю ладонь к его губам. Настойчиво, однако без фанатизма. Я не преследую цель причинить ему боль. Слышится шуршание и детский лепет; из-за угла выплывает Делайла с Тером на руках. За ними семенит Рауди, белый лабрадор с неиссякаемой энергией — при виде Майкла тот радостно начинает вилять пушистым хвостом и порывается вперед, намереваясь запрыгнуть ему на плечи. Делайла хватает собаку за ошейник в последний момент и расплывается в широкой улыбке, протискиваясь в образовавшееся между нами пространство вместе со своей шайкой-лейкой. Антерос восторженно тянется ручками к Беннингтону, цепляясь пальцами за его толстовку, но я дико сомневаюсь в том, что сейчас он в состоянии миловаться.
— Ой, здравствуйте! — доброжелательно кидает через плечо Делайла, выбравшись из квартиры. Она, конечно, воплощение детской непосредственности, но и мудрости ей не занимать — умеет прикинуться ветошью, когда это необходимо. — А мы на прогулку. Скоро вернемся! — Тер с досадой выпускает клочок ткани из пухлых ручек и с растерянностью глядит на Майкла. Видимо, ему обидно, что его почему-то любимый собеседник сегодня не идет с ним на контакт. Я давлюсь улыбкой, стараясь мимически показать Делайле, что все поняла, и аккуратно втаскиваю Беннингтона внутрь, беззвучно захлопывая за ним дверь. И веду его подальше от коридора и от кухни — к себе в спальню, чтобы избавить его от необходимости общаться с извращенцем, опустошающим мой холодильник.
— Да, я беременна, — произношу на одном дыхании, запирая комнату на замок. А то еще придет Том, и тогда масштабы пиздеца значительно расширятся. К тому же, я заранее прорепетировала мою убедительную речь и не хотела сбиться из-за вмешательства левого человека. На эту тусовку он не приглашен. — В воскресенье сделаю аборт, несмотря на то, что для тебя это важно, — смутно припоминаю наши пьяные беседы о насущном. И также слабо припоминаю, что Беннингтон мечтает о сыне или дочери — он вроде признавался в этом. Я уважаю его светлую жажду обзавестись полноценной семьей, правда, но он — не мой, и я не должна вестись у него на поводу из-за простого эгоизма. — Прости, Майкл. Ты женат, а у меня нет ни денег, ни желания, ни сил растить второго ребенка. Ты еще сотню детей натрахаешь и будешь самым лучшим папкой на планете, понимаешь? — но уже не со мной. Потому что я не хочу. Потому что я устала от роли мамашки — она не подходит мне. Да, это жестоко, и я поступаю, как сука. Я предупреждала, что я не очень хорошая.

Отредактировано Dylan Cooper (2017-01-04 05:20:24)

[the weeknd - the real life]
- - - - - - - - - - - - - - - -
DADDY CALLED ME DESTRUCTIVE
said it ruined me one day, cause every man that loved me... I seemed to push them away

Мой любимый смертный грех — это не блуд. Это не алчность, хотя я ценю деньги в некотором смысле; это не чревоугодие, хотя набить желудок под завязку после тяжелого дня всегда приятно, и еда помогает психологически разгрузиться; это не зависть, хотя я привыкла провожать жадным взглядом счастливые пока еще бездетные парочки; это не уныние, хотя последние три года оно является моим самым частым гостем, единственным, кто никогда меня не бросает. Но всю жизнь, начиная с детского сада и заканчивая нынешним моментом, я иду нога в ногу с гневом, словно мы с ним вместе существуем с сотворения мира, как закадычные друзья. Меня очень легко разозлить неосторожным словом, неуместным замечанием или неугодным мне поступком, поэтому люди, знающие ДжейДи Оакхарт достаточно хорошо, предпочитают не действовать мне на нервы ради сохранности собственного здоровья. Я маленькая, слабая и вообще баба, не спорю, так что вряд ли принесу серьезные увечья хоть кому-нибудь, и все же… ярость — моя тема. По крайней мере, я чувствую ее пульсацию в теле, выслушивая очередную тираду о своей прогнившей личности, умело замаскированную под попытку прийти к компромиссу. Майкл давит на больное и взывает к совести, приводит логичные аргументы и тактично отмечает, что к хреновине у меня в животе имеет прямое отношение, и я не смогу самостоятельно разобраться с ее появлением без его вмешательства. Подсознательное вопит: «пусть идет к черту и не возвращается, папашка долбанный!», рациональное же просит: «не руби с плеча и попробуй договориться; тебе, чай, не пятнадцать, взрослым разговорам ты должна быть научена». И я, мотивированная справедливостью последней мысли, старательно успокаиваю свой дикий нрав, чтобы принять правила игры, предложенной Майклом, и обсудить возникшую проблему без лишних нервов, но… приходит долбоеб по имени Томас и разрушает идиллию своей ложью «ради прикола» или от скудного ума. Майкл же, поверив в его тупую фальшь, освобождает внутренних демонов — отталкивает меня от себя подальше, словно тряпичную куклу; я бьюсь лопатками об гладкую поверхность стены и резко зверею, сжимая ладони в кулаки. Зачем я старалась прикинуться адекватной и сдерживала прежнюю Дилан под семью замками? Чтобы в очередной раз встретить мужика, который будет меня пиздить за любую оплошность? Ну уж нет, милый; бей Тома — заслужил ведь — или своих многочисленных баб, но если ты думаешь, что меня так легко подавить или испугать, то ты жутко ошибаешься.
— Успокоились оба, — втискиваться между двумя разъяренными волками и то безопаснее, если честно, потому что сильный пол в своих пиздилках теряет последний разум, которым их наделила мать-природа (при условии, что он у них когда-то был, что в случае Картера доказать не получится и при большом желании). К счастью, тактика поведения моего бывшего хахаля не отличается от тех прошлых тактик, что я успела застать во время нашего путешествия по планете; его попытка защитить мою отсутствующую честь заканчивается, когда он распознает в нитях моего зрачка недовольство и пятится назад, к двери, кидая на Майкла взгляд, полный ненависти и презрения. Несколько толчков, парочка слетевших с губ проклятий — и придурок оказывается за порогом моей родной хаты, получая в рожу тяжелый рюкзак вместо пощечины, призванной, по задумке, закрепить удар Майкла и поставить точку в этих никчемных отношениях. Выпроводить Томаса у меня получается так легко, что я без труда подаюсь неуместной радости и секундно забываю про оставленного в спальне Беннингтона, одарившего меня не только первым нормальным оргазмом за всю жизнь (оказывается, он выглядит именно так; а я-то думала!), но и, вероятно, первым синяком за три года, где-то в области лопаток или рядом с ними. Эх, братцы, правильно говорят: не бывает худа без добра, на слишком много «ха-ха» обязательно получишь дохрена «бо-бо», и как не верить в правдивость данных высказываний, когда в реальности после долгой светлой полосы получаешь самую темную?
— Ты, блять, кретин, — влетаю в спальню и толкаю Майкла ладонями в грудь; тот, не ожидая, видимо, продолжения животрепещущей ссоры, слегка отшатывается назад. Запишите это на мой счет: я сдвинула с места парня со спортивным телосложением, будучи низкорослой и слабой бабенкой. Женщины мира, гордитесь мной! — Теперь слушай меня сюда, придурок, — не знаю, хорошо это или плохо, но наши взаимоотношения давно вышли за рамки классических, поэтому я без стыда крою его матом и обзываю самыми отвратительными ругательствами, не особо заботясь о дальнейших последствиях. В конце концов, он мне уже сказал, что я — тупая, так чего церемониться? — Томас Картер — сраный провокатор, который когда-то бросил меня ради девахи посимпатичнее. Этот утырок надеялся получить койку у меня в квартире, чтобы не платить за номер в отеле, но был допущен только к холодильнику по старой дружбе. Я не трахаюсь с ним, и он — не отец Тера или мелкой херни у меня животе, потому что я бы скорее сожрала живого таракана, чем позволила бы ему к себе прикоснуться, — да я бы и экзамен по физике сдала вместо интима с Томом, о чем вы вообще. — И знаешь, что смешно? Узнав о моей беременности, он предложил перепихнуться по-быстрому без презерватива, пока папашка не вернулся домой, — доверительно заглядываю Майклу в глаза и пожимаю в растерянности плечами. — Теперь понимаешь, насколько он отбитый? И с учетом того, что в моей спальне находишься ты, а он обнимается со своим рюкзаком на лестничной клетке, я бы на твоем месте не стала разбрасываться обвинениями. Это первое, — или у Майкла так принято — не оценив адекватно обстановку, кидаться в омут с головой и подчиняться воле своей темной стороны? Везет же мне на агрессивных парней, вот ей-Богу; и я не утверждаю, что люди (особенно представители славного сильного пола!) обязаны быть идеальными, но какого черта я постоянно натыкаюсь на тех, чей любимый смертный грех совпадает с моим? — Ты — мой единственный мужчина за три года. Это второе. А третьего, наверное, не будет; я просто объясню тебе кое-что, — например, что меня заебали властные самцы-доминанты, с уверенностью выводящие своим низким голосом мне приговор, который я не осмелюсь оспорить. Почему ты возомнил, Майкл, будто моя судьба в твоих руках? Почему ты считаешь, что лучше подарить нашему миру еще одного ненужного родителям ребенка? Скажи, этот малыш, он будет счастлив, Майкл? Он будет счастлив, живя с осознанием того, что его отец — женат, а его мать — слабачка, отдавшаяся своей слабой симпатии от одиночества и не желающая взваливать себе на плечи очередную ответственность? Скажи, Майкл, а мальчик с карими глазами, который сидел на твоих коленях в аэропорту Таллахасси, обрадуется, когда узнает, что появился на свет из-за чьего-то приказа? Он обрадуется, когда узнает, что его оставили только потому, что так было правильно? Нет, Майкл, я не думаю. И зачем ты из кожи вон лезешь, повторяя до жути знакомый мне сценарий и обрекая ни в чем не повинного человечка на смерть при жизни? — Я не… Тэсс, — гнев скатывается в уныние — более привычную мне эмоцию; мои губы дрожат, правой ладонью хватаю себя за левое запястье и опускаю взгляд в пол, чтобы Беннингтон не заметил моего отчаяния и не до конца распознал мою заинтересованность в текущей теме. — Если ты хочешь этого ребенка только из-за нашей с ней схожести — умоляю, пожалуйста, откажись ты от этой затеи. Ты поступаешь нечестно. Заметь, я ведь даже не предъявляю никаких претензий, не обвиняю тебя ни в чем и не устраиваю истерики, хотя прекрасно понимаю, что в ту ночь ты думал обо мне примерно четверть из всего времени, проведенного вместе в том номере. Я сама согласилась на рандеву с мужчиной, занятым по всем фронтам. Я не имею права упрекать тебя. Поэтому я ушла. Поэтому я попросила тебя меня забыть. Поэтому я записалась на аборт. После той вечеринки я отдала тебе все, что ты не мог получить от Тэсс, и я исчезла, приняв решение не устраивать разбор [float=left][/float]полетов и не спрашивать тебя, почему ты думал, будто я не почувствую, что что-то не так, — бросьте, невлюбленный парень не выложится на все сто процентов ради девушки, которую видит второй раз в своей жизни. И пусть на первых порах это казалось страстью, всепоглощающей, дикой, безумной страстью, вспыхнувшей без причины, но потом… до меня начало доходить, что в каждой моей попытке прохрипеть его имя ему в ухо, покусывая мочку, или прошептать «о Боже» и признать тем самым, что сейчас он для меня — мой Бог, я подставлялась под нелестное сравнение и давала ему то, что он хочет получить совершенно не от меня. Впрочем, сидя на кухне и пережевывая сэндвичи, приготовленные Делайлой, я утешалась тем, что сделала доброе дело — воплотила сокровенные фантазии Майкла в реальность, использовала весь арсенал грязно-пошло-слюнявых фразочек и поступков, начиная самозабвенным и искренним вербальным терзанием его имени и заканчивая приказным «сильнее», произнесенным на выдохе ему в губы, когда наша страсть грозилась сбавить ход. Мне грело душу и то, что ему было со мной хорошо. Пусть это была своеобразная проекция, но я не причинила ему боли, как Тэсс, которая, судя по всему, морально поимела его в разных психологических аспектах. Да, меня не любят, меня не хотят, я никому не нужна. Зато я прекрасный человек и совершила доброе дело. Вот бы это тоже меня могло бы утешить. — Я не Тэсс, — бессильно опускаюсь на кровать и прячу лицо в ладони, надеясь сдержать слезы. Нет, Майкл, не заставляй меня. Я не Тэсс, черт возьми, я НЕ ОНА. И ты тоже НЕ ОН. Мы с тобой оба не те. У тебя есть работа, семья, очевидно, у тебя есть все для полноценного существования. У меня есть только ебучий ребенок, который нахрен не сдался его отцу и его матери, ломка по наркоте и чувство тоски по человеку, который обо мне вообще не вспоминает. И тебе, образцовому хорошему парню, не понять, что эта за боль.

Отредактировано Dylan Cooper (2017-01-08 22:11:42)